Читаем стихи...

[Елена]

Всю прошлую неделю у нас шёл, а порой просто валил снег, случалась метель. И каждый день мне на память приходил стишок из детской книжки. Такой простенький, но такой необыкновенно уютный….

Кот поёт, глаза прищуря;
Мальчик дремлет на ковре.
На дворе играет буря,
Ветер свищет на дворе.
"Полно тут тебе валяться, -
Спрячь игрушки да вставай!
Подойди ко мне прощаться,
Да и спать себе ступай".
Мальчик встал, а кот глазами
Проводил и все поёт;
В окна снег валит клоками,
Буря свищет у ворот.

А.Фет, 1842 г.

[Анита]

Константин Симонов

* * *
Тринадцать лет. Кино в Рязани,
Тапер с жестокою душой,
И на заштопанном экране
Страданья женщины чужой;

Погоня в Западной пустыне,
Калифорнийская гроза,
И погибавшей героини
Невероятные глаза.

Но в детстве можно всё на свете,
И за двугривенный в кино
Я мог, как могут только дети,
Из зала прыгнуть в полотно.

Убить врага из пистолета,
Догнать, спасти, прижать к груди.
И счастье было рядом где-то,
Там за экраном, впереди.

Когда теперь я в темном зале
Увижу вдруг твои глаза,
В которых тайные печали
Не выдаст женская слеза,

Как я хочу придумать средство,
Чтоб счастье было впереди,
Чтоб хоть на час вернуться в детство,
Догнать, спасти, прижать к груди...

Май 1941


* * *
Я не помню, сутки или десять
Мы не спим, теряя счет ночам.
Вы в похожей на Мадрид Одессе
Пожелайте счастья москвичам.

Днем, по капле нацедив во фляжки,
Сотый раз переходя в штыки,
Разодрав кровавые тельняшки,
Молча умирают моряки.

Ночью бьют орудья корпусные...
Снова мимо. Значит, в добрый час.
Значит, вы и в эту ночь в России —
Что вам стоит — вспомнили о нас.

Может, врут приметы, кто их знает!
Но в Одессе люди говорят:
Тех, кого в России вспоминают,
Пуля трижды бережет подряд.

Третий раз нам всем еще не вышел,
Мы под крышей примостились спать.
Не тревожьтесь — ниже или выше,
Здесь ведь все равно не угадать.

Мы сегодня выпили, как дома,
Коньяку московский мой запас;
Здесь ребята с вами незнакомы,
Но с охотой выпили за вас.

Выпили за свадьбы золотые,
Может, еще будут чудеса...
Выпили за ваши голубые,
Дай мне бог увидеть их, глаза.

Помню, что они у вас другие,
Но ведь у солдат во все века,
Что глаза у женщин — голубые,
Принято считать издалека.

Мы вас просим, я и остальные,—
Лучше, чем напрасная слеза,—
Выпейте вы тоже за стальные
Наши, смерть видавшие, глаза.

Может быть, они у нас другие,
Но ведь у невест во все века,
Что глаза у всех солдат — стальные,
Принято считать издалека.

Мы не все вернемся, так и знайте,
Но ребята просят — в черный час
Заодно со мной их вспоминайте,
Даром, что ли, пьют они за вас!

1941


* * *
Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надежней места
Отныне в мире для ребенка нет.

Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.

Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Ты говоришь, что есть еще другие,
Что я там был и мне пора домой...

Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.

Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.

За все, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.

За тридевять земель, в горах Урала,
Твой мальчик спит. Испытанный судьбой,
Я верю, мы во что бы то ни стало
В конце концов увидимся с тобой.

Но, если нет - когда наступит дата
Ему, как мне, идти в такие дни
Вслед за отцом - по праву, как солдата,
Прощаясь с ним, меня ты помяни.

Минское шоссе, 1941


* * *
Не сердитесь — к лучшему,
Что, себя не мучая,
Вам пишу от случая
До другого случая.

Письма пишут разные:
Слезные, болезные,
Иногда прекрасные,
Чаще — бесполезные.

В письмах все не скажется
И не все услышится,
В письмах все нам кажется,
Что не так напишется.

Коль вернусь — так суженых
Некогда отчитывать,
А убьют — так хуже нет
Письма перечитывать.

Чтобы вам не бедствовать,
Не возить их тачкою,
Будут путешествовать
С вами тонкой пачкою.

А замужней станете,
Обо мне заплачете —
Их легко достанете
И легко припрячете.

От него, ревнивого,
Затворившись в комнате,
Вы меня, ленивого,
Добрым словом вспомните.

Скажете, что к лучшему,
Память вам не мучая,
Он писал от случая
До другого случая.

1941


* * *
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

1941

[Анита]

Услышала вчера песню группы "Ундервуд", которую раньше никогда не слышала. Нашла текст, а в пару к нему - текст известной песни Макаревича. Я надеюсь, что никто не подумает, будто это имеет какое-то отношение к идеологии, политике, общественному устройству или, не дай Бог, желанию повернуть историю вспять. Нет, это просто... человеческое.


Очень хочется в Советский Союз

В старой коробке из-под конфет
Жили-были герои мультфильмов.
Волк, например, из «Ну, погоди»,
Он мне кричал «Не уходи!!!»
В телевизоре на чердаке
Жили-были недетские страсти.
Ёжик в тумане на грани весны,
Семнадцать мгновений шпионской напасти…

Очень хочется в Советский Союз!!!
Очень хочется снова и снова.
Очень хочется в Советский Союз!!!
Шепнуть Чебурашке на ухо два слова,
Опять и опять.
Очень хочется… Ать!
Улететь на МИГ-25…

В старой коробке из-под конфет
Жили-были молочные зубы.
Хмурые будни холодной войны
И синяя юбочка девочки Любы.
А к отцу приходили друзья –
Сан Саныч и завцехом Куценко
Они заводили бобинный «Маяк»
И под водку гремела «нетленка».

Очень хочется в Советский Союз!!!
Очень хочется снова и снова.
Очень хочется в Советский Союз!!!
Шепнуть Чебурашке на ухо два слова,
Опять и опять.
Очень хочется… Ать!
Улететь на МИГ-25…

Очень хочется в Советский Союз!!!
Очень хочется, правда-правда.
Очень хочется в Советский Союз!!!
Атомный, страшный, большой, коварный
Опять и опять.
Очень хочется… Ать!
Улететь на МИГ-25…
Улететь на МИГ-25…

Максим Кучеренко, Владимир Ткаченко (группа «Ундервуд»)


***

Этот город погряз во вранье, как "Челюскин" во льдах,
Погрузившийся в ад и частично восставший из ада.
Наше общее детство прошло на одних букварях,
Оттого никому ничего объяснять и не надо.
Что же мы всё кричим невпопад и молчим не про то?
Всё считаем чужое, и ходим, как пони по кругу?
Вы не поняли, сэр, я совсем не прошусь к вам за стол.
Мне вот только казалось, нам есть, что поведать друг другу.

Место, где свет, было так близко,
Что можно коснуться рукой.
Но кто я такой,
чтоб оборвать хрустальную нить?
Не сохранить...
Прошло столько лет,
И нас больше нет
В месте, где свет.

Этот город застрял в межсезонье, как рыба в сети,
Стрелки все по нулям и ни больше, ни меньше.
Мы почти научились смеяться, но как ни верти,
Что-то стало с глазами когда-то загадочных женщин.
Хочешь, я расскажу тебе сказку про злую метель,
Про тропический зной, про полярную вьюгу?
Вы не поняли, мисс, я совсем не прошусь к вам в постель,
Мне вот только казалось, нам есть, что поведать друг другу.

Место, где свет, было так близко,
Что можно коснуться рукой.
Но кто я такой,
чтоб оборвать хрустальную нить?
Не сохранить...
Прошло столько лет,
И нас больше нет
В месте, где свет.

Мне никто не указ, да и сам я себе не указ.
Доверяю лишь левой руке, маршруты рисуя...
Ну а тот, кто указ - он не больно-то помнит про нас.
Да и мы поминаем его в беде или всуе.
Что казалось бы проще: Вот Бог, вот порог...
Что же снова ты смотришь в пустынное небо с испугом?
Вы не поняли, лорд, я отнюдь не прошусь к вам в чертог,
Мне вот только казалось, нам есть, что поведать друг другу.

Место, где свет, было так близко,
Что можно коснуться рукой.
Но кто я такой,
чтоб оборвать хрустальную нить?
Не сохранить...
Прошло столько лет,
И нас больше нет
В месте, где свет.

Андрей Макаревич

[Елена]

Я надеюсь, что никто не подумает, будто это имеет какое-то отношение к идеологии, политике, общественному устройству или, не дай Бог, желанию повернуть историю вспять. Нет, это просто... человеческое.

Это так понятно, Анита! Конечно, дело не в общественном устройстве, а в душевном. «Очень хочется в Советский Союз!!!» = Очень хочется в детство!!!

Меня особенно умилило вот это:

В телевизоре на чердаке
Жили-были недетские страсти.
Ёжик в тумане на грани весны,
Семнадцать мгновений шпионской напасти…

И за Симонова спасибо!

[vuosi]

Очень долго искала стихи Германа Гессе на русском, но обнаруживались они только на немецком. Так как мне выпало счастье знать этот прекрасный язык, люблю читать их, наслаждаясь каждой метафорой. Но других мучать дойчем не стану.

[Ирэна]

А я очень люблю Бродского.Разрешите поделиться?Правда немного грустные:
Иосиф Бродский стихи

Прощай,
позабудь
и не обессудь.
А письма сожги,
как мост.
Да будет мужественным
твой путь,
да будет он прям
и прост.
Да будет во мгле
для тебя гореть
звездная мишура,
да будет надежда
ладони греть
у твоего костра.
Да будут метели,
снега, дожди
и бешеный рев огня,
да будет удач у тебя впереди
больше, чем у меня.
Да будет могуч и прекрасен
бой,
гремящий в твоей груди.

Я счастлив за тех,
которым с тобой,
может быть,
по пути.



Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим "ты",
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.


М. Б.

Я был только тем, чего
ты касалась ладонью,
над чем в глухую, воронью
ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты
там, снизу, различала:
смутный облик сначала,
много позже - черты.

Это ты, горяча,
ошую, одесную
раковину ушную
мне творила, шепча.

Это ты, теребя
штору, в сырую полость
рта вложила мне голос,
окликавший тебя.

Я был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.

Так творятся миры.
Так, сотворив их, часто
оставляют вращаться,
расточая дары.

Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданьи потерян,
кружится шар.


Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет.
Мы останемся смятым окурком, плевком, в тени
под скамьей, куда угол проникнуть лучу не даст.
И слежимся в обнимку с грязью, считая дни,
в перегной, в осадок, в культурный пласт.
Замаравши совок, археолог разинет пасть
отрыгнуть; но его открытие прогремит
на весь мир, как зарытая в землю страсть,
как обратная версия пирамид.
"Падаль!" выдохнет он, обхватив живот,
но окажется дальше от нас, чем земля от птиц,
потому что падаль - свобода от клеток, свобода от
целого: апофеоз частиц.


Песня невинности, она же - опыта



"On a cloud I saw a child,
and he laughing said to me..."
W. Blake

["...Дитя на облачке узрел я,
оно мне молвило, смеясь ..."
Вильям Блейк]

1

Мы хотим играть на лугу в пятнашки,
не ходить в пальто, но в одной рубашке.
Если вдруг на дворе будет дождь и слякоть,
мы, готовя уроки, хотим не плакать.

Мы учебник прочтем, вопреки заглавью.
Все, что нам приснится, то станет явью.
Мы полюбим всех, и в ответ - они нас.
Это самое лучшее: плюс на минус.

Мы в супруги возьмем себе дев с глазами
дикой лани; а если мы девы сами,
то мы юношей стройных возьмем в супруги,
и не будем чаять души друг в друге.

Потому что у куклы лицо в улыбке,
мы, смеясь, свои совершим ошибки.
И тогда живущие на покое
мудрецы нам скажут, что жизнь такое.

2

Наши мысли длинней будут с каждым годом.
Мы любую болезнь победим иодом.
Наши окна завешаны будут тюлем,
а не забраны черной решеткой тюрем.

Мы с приятной работы вернемся рано.
Мы глаза не спустим в кино с экрана.
Мы тяжелые брошки приколем к платьям.
если кто без денег, то мы заплатим.

Мы построим судно с винтом и паром,
целиком из железа и с полным баром.
Мы взойдем на борт и получим визу,
и увидим Акрополь и Мону Лизу.

Потому что число континентов в мире
с временами года, числом четыре,
перемножив и баки залив горючим,
двадцать мест поехать куда получим.

3

Соловей будет петь нам в зеленой чаще.
Мы не будем думать о смерти чаще,
чем ворона в виду огородных пугал.
Согрешивши, мы сами и встанем в угол.

Нашу старость мы встретим в глубоком кресле,
в окружении внуков и внучек. Если
их не будет, дадут посмотреть соседи
в телевизоре гибель шпионской сети.

Как нас учат книги, друзья, эпоха:
завтра не может быть так же плохо,
как вчера, и слово сие писати
в tempi следует нам passati.

Потому что душа существует в теле,
Жизнь будет лучше, чем мы хотели.
Мы пирог свой зажарим на чистом сале,
ибо так вкуснее; нам так сказали.



"Hear the voice of the Bard!"
W.Blake

["Внемлите глас Певца!"
Вильям Блейк]


1

Мы не пьем вина на краю деревни.
Мы не ладим себя в женихи царевне.
Мы в густые щи не макаем лапоть.
Нам смеяться стыдно и скушно плакать.

Мы дугу не гнем пополам с медведем.
Мы на сером волке вперед не едем,
и ему не встать, уколовшись шприцем
или оземь грянувшись, стройным принцем.

Зная медные трубы, мы в них не трубим.
Мы не любим подобных себе, не любим
тех, кто сделан был из другого теста.
Нам не нравится время, но чаще - место.

Потому что север далек от юга,
наши мысли цепляются друг за друга,
когда меркнет солнце, мы свет включаем,
завершая вечер грузинским чаем.

2

Мы не видим всходов из наших пашен.
Нам судья противен, защитник страшен.
Нам дороже свайка, чем матч столетья.
Дайте нам обед и компот на третье.

Нам звезда в глазу, что слеза в подушке.
Мы боимся короны во лбу лягушки,
бородавок на пальцах и прочей мрази.
Подарите нам тюбик хорошей мази.

Нам приятней глупость, чем хитрость лисья,
Мы не знаем, зачем на деревьях листья.
И, когда их срывает Борей до срока,
ничего не чувствуем, кроме шока.

Потому что тепло переходит в холод,
наш пиджак зашит, а тулуп проколот.
Не рассудок наш, а глаза ослабли,
чтоб искать отличье орла от цапли.

3

Мы боимся смерти, посмертной казни.
Нам знаком при жизни предмет боязни:
пустота вероятней и хуже ада.
Мы не знаем, кому нам сказать: "не надо".

Наши жизни, как строчки, достигли точки.
В изголовьи дочки в ночной сорочке
или сына в майке не встать нам снами.
Наша тень длиннее, чем ночь пред нами.

То не колокол бьет над угрюмым вечем!
Мы уходим во тьму, где светить нам нечем.
Мы спускаем флаги и жжем бумаги.
Дайте нам припасть напоследок к фляге.

Почему все так вышло? И будет ложью
на характер свалить или Волю Божью.
Разве должно было быть иначе?
Мы платили за всех, и не нужно сдачи.



Одиночество

Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество, --

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и -- кстати -- самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше поклонятся данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

Через два года

Нет, мы не стали глуше или старше,
мы говорим слова свои, как прежде,
и наши пиджаки темны все так же,
и нас не любят женщины все те же.

И мы опять играем временами
в больших амфитеатрах одиночеств,
и те же фонари горят над нами,
как восклицательные знаки ночи.

Живем прошедшим, словно настоящим,
на будущее время не похожим,
опять не спим и забываем спящих,
и так же дело делаем все то же.

Храни, о юмор, юношей веселых
в сплошных круговоротах тьмы и света
великими для славы и позора
и добрыми -- для суетности века.


Три главы

Глава 1

Когда-нибудь, болтливый умник,
среди знакомств пройдет зима,
когда в Москве от узких улиц
сойду когда-нибудь с ума,

на шумной родине балтийской
среди худой полувесны
протарахтят полуботинки
по лестнице полувойны,

и дверь откроется. О память,
смотри, как улица пуста,
один асфальт под каблуками,
наклон Литейного моста.

И в этом ровном полусвете
смешенья равных непогод
не дай нам Бог кого-то встретить,
ужасен будет пешеход.

И с криком сдавленным обратно
ты сразу бросишься, вослед
его шаги и крик в парадном,
дома стоят, парадных нет,

да город этот ли? Не этот,
здесь не поймают, не убьют,
сойдут с ума, сведут к поэту,
тепло, предательство, приют.

Глава 2

Полуапрель и полуслякоть,1
любви, любви полупитья,
и одинокость, одинакость
над полуправдой бытия,

что ж, переменим, переедем,
переживем, полудыша,
о, никогда ни тем, ни этим
не примиренная душа,

и все, что менее тоскливо,
напоминает желтый лед,
и небо Финского залива
на невский пригород плывет.2

Уже не суетный, небрежный,
любовник брошенный, пижон,
забывший скуку побережий
и меру времени -- сезон,

чего не станет с человеком,
грехи не все, дела не все,
шумит за дюнами и снегом,
шумит за дюнами шоссе,

какая разница и разность,
и вот -- автобус голубой,
глядишь в окно, и безвозвратность
все тихо едет за тобой.

Глава 3

Ничто не стоит сожалений,
люби, люби, а все одно, --
знакомств, любви и поражений
нам переставить не дано.

И вот весна. Ступать обратно
сквозь черно-белые дворы,
где на железные ограды
ложатся легкие стволы

и жизнь проходит в переулках,
как обедневшая семья.
Летит на цинковые урны
и липнет снег небытия.

Войди в подъезд неосвещенный
и вытри слезы и опять
смотри, смотри, как возмущенный
Борей все гонит воды вспять.

Куда ж идти? Вот ряд оконный,
фонарь, парадное, уют,
любовь и смерть, слова знакомых,
и где-то здесь тебе приют.

x x x

Уезжай, уезжай, уезжай,
так немного себе остается,
в теплой чашке смертей помешай
эту горечь и голод, и солнце.

Что с ней станет, с любовью к тебе,
ничего, все дольешь, не устанешь,
ничего не оставишь судьбе,
слишком хочется пить в Казахстане.

Так далеко, как хватит ума
не понять, так хотя бы запомнить,
уезжай за слова, за дома,
за великие спины знакомых.

В первый раз, в этот раз, в сотый раз
сожалея о будущем, реже
понимая, что каждый из нас
остается на свете все тем же


человеком, который привык,
поездами себя побеждая,
по земле разноситься, как крик,
навсегда в темноте пропадая.

[Анита]

Спасибо, Ирэна!
Прекрасно и безнадёжно, если возможно такое сочетание...

[Анита]

Очень долго искала стихи Германа Гессе на русском, но обнаруживались они только на немецком. Так как мне выпало счастье знать этот прекрасный язык, люблю читать их, наслаждаясь каждой метафорой. Но других мучать дойчем не стану.

vuosi, рада приветствовать Вас!
Стихи Германа Гессе на русском можно найти на этом сайте.
http://www.hesse.ru/
Не знаю, какие из них Ваши любимые, я рискнула выбрать вот это:

Жалоба

Не быть, а течь в удел досталось нам,
И, как в сосуд, вливаясь по пути
То в день, то в ночь, то в логово, то в храм,
Мы вечно жаждем прочность обрести.

Но нам остановиться не дано,
Найти на счастье, на беду ли дом,
Везде в гостях мы, все для нас одно,
Нигде не сеем и нигде не жнем.

Мы просто глина под рукой творца.
Не знаем мы, чего от нас он ждет.
Он глину мнет, играя, без конца,
Но никогда ее не обожжет.

Застыть хоть раз бы камнем, задержаться,
Передохнуть и в путь пуститься снова!
Но нет, лишь трепетать и содрогаться
Нам суждено, - и ничего другого.

(перевод С.К.Апта)

[Анита]

ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ

Люблю тебя сейчас...

Люблю тебя сейчас
Не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до", в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.

В прошедшем "я любил"
Печальнее могил.
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
- Я вас любил, любовь еще, быть может...

Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем,
Стремленье, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".

Люблю тебя теперь
Без обещаний: "Верь!"
Мой век стоит сейчас - я век не перережу!
Во время - в продолжении "теперь" -
Я прошлым не дышу и будущим не грежу.

Приду и вброд и вплавь
К тебе - хоть обезглавь! -
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я и "буду".

Есть в этом "буду" горечь, как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступления в запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана
И, словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что я люблю сейчас.

Смотрю французский сон
С обилием времен,
Где в будущем - не так и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я языковому.

Ах, - разность в языках!
Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем и в прошлом настоящем!


Письмо перед боем

Полчаса до атаки.
Скоро снова под танки,
Снова слышать разрывов концерт.
А бойцу молодому
Передали из дома
Небольшой голубой треугольный конверт.

И как будто не здесь ты,
Если почерк невесты,
Или пишут отец или мать...
Но случилось другое,
Видно, зря перед боем
Поспешили солдату письмо передать.

Там стояло сначала:
"Извини, что молчала.
Ждать устала...". И все, весь листок.
Только снизу приписка:
"Уезжаю не близко,
Ты ж спокойно воюй и прости, если что!"

Вместе с первым разрывом
Парень крикнул тоскливо:
"Почтальон, что ты мне притащил?
За минуту до смерти
В треугольном конверте
Пулевое ранение я получил!"

Он шагнул из траншеи
С автоматом на шее,
От осколков беречься не стал.
И в бою под Сурою
Он обнялся с землею,
Только ветер обрывки письма разметал.

1967


Как по Волге-Матушке

Как по Волге-Матушке, по реке-кормилице,
Все суда с товарами, струги да ладьи.
И не надорвалася, и не притомилася -
Ноша не тяжелая, корабли свои.

Вниз по Волге плавая, прохожу пороги я
И гляжу на правые берега пологие.
Там камыш шевелится, поперек ломается,
Справа берег стелется, слева - поднимается.

Волга песни слышала хлеще, чем "Дубинушка",
В ней вода исхлестана пулями врагов.
И плыла по матушке наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною возле берегов.

Долго в воды пресные лились слезы строгие.
Берега отвесные, берега пологие,
Плакали, измызганы острыми подковами,
Но теперь зализаны злые раны волнами.

Что-то с вами сделалось, города старинные -
Там, где стены древние, на холмах кремли,
Словно пробудилися молодцы былинные
И, числом несметные, встали из земли.

Лапами грабастая, корабли стараются,
Тянут баржи с Каспия, тянут-надрываются,
Тянут, не оглянутся, и на версты многие
За крутыми тянутся берега пологие.

1972


Мой Гамлет

Я только малость объясню в стихе -
На все я не имею полномочий...
Я был зачат, как нужно, во грехе -
В поту и нервах первой брачной ночи.

Я знал, что, отрываясь от земли,-
Чем выше мы, тем жестче и суровей;
Я шел спокойно прямо в короли
И вел себя наследным принцем крови.

Я знал - все будет так, как я хочу,
Я не бывал внакладе и в уроне,
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы - короне.

Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слова бросал на ветер -
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети.

Пугались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.

Я знал - мне будет сказано: "Царуй!" -
Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.
И я пьянел среди чеканных сбруй,
Был терпелив к насилью слов и книжек.

Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и горек,
Умел скрывать, воспитанный шутом,-
Шут мертв теперь: "Аминь!" Бедняга Йорик!..

Но отказался я от дележа
Наград, добычи, славы, привилегий:
Вдруг стало жаль мне мертвого пажа,
Я объезжал зеленые побеги...

Я позабыл охотничий азарт,
Возненавидел и борзых, и гончих,
Я от подранка гнал коня назад
И плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел - наши игры с каждым днем
Все больше походили на бесчинства,-
В проточных водах по ночам, тайком
Я отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днем,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век, и люди в нем
Не нравились,- и я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный, как паук,
Все постигал: недвижность и движенье,-
Но толка нет от мыслей и наук,
Когда повсюду им опроверженье.

С друзьями детства перетерлась нить,
Нить Ариадны оказалась схемой.
Я бился над словами "быть, не быть",
Как над неразрешимою дилеммой.

Но вечно, вечно плещет море бед,-
В него мы стрелы мечем - в сито просо,
Отсеивая призрачный ответ
От вычурного этого вопроса.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,
Пошел на зов,- сомненья крались с тылу,
Груз тяжких дум наверх меня тянул,
А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни -
Едва застыв, он начал расползаться.
Я пролил кровь, как все,- и, как они,
Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъем пред смертью - есть провал.
Офелия! Я тленья не приемлю.
Но я себя убийством уравнял
С тем, с кем я лег в одну и ту же землю.

Я Гамлет, я насилье презирал,
Я наплевал на датскую корону,-
Но в их глазах - за трон я глотку рвал
И убивал соперника по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред,
В рожденьи смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.


Баллада о борьбе

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф.

Детям вечно досаден
Их возраст и быт —
И дрались мы до ссадин,
До смертных обид,
Но одежды латали
Нам матери в срок —
Мы же книги глотали,
Пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фраз,
И кружил наши головы запах борьбы,
Со страниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Принимавшие вой,
Тайну слова "приказ",
Назначенье границ,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов.

И злодея следам
Не давали остыть,
И прекраснейших дам
Обещали любить;
И, друзей успокоив
И ближних любя,
Мы на роли героев
Вводили себя.

Только в грёзы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав — столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мёртвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладев
Ещё тёплым мечом
И доспехи надев, —
Что почём, что почём!
Разберись, кто ты: трус
Иль избранник судьбы —
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.

И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили его — не тебя,

Ты поймёшь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забрал —
Это смерти оскал!
Ложь и зло — погляди,
Как их лица грубы,
И всегда позади
Вороньё и гробы!

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа
Наблюдал свысока,
А в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом, —
Значит в жизни ты был
Ни при чём, ни при чём!

Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почём, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

1975


Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зеленых побегов,
Но развяжет язык молчаливый гранит -
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.

Время подвиги эти не стерло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло -
И оно свои тайны отдаст.

Упадут сто замков и спадут сто оков,
И сойдут сто потов целой груды веков,-
И польются легенды из сотен стихов
Про турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком,-
Потому что любовь - это вечно любовь,
Даже в будущем вашем далеком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,
В доброте сохраняли сердца,
Защитив свое доброе имя
От заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь - откуда стрела,
Хуже - если по-подлому, из-за угла.

Как у вас там с мерзавцеми? Бьют? Поделом!
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но не правда ли, зло называется злом
Даже там - в добром будущем вашем?

И вовеки веков, и во все времена
Трус, предатель - всегда презираем,
Враг есть враг, и война все равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна -
И всегда на нее уповаем.

Время эти понятья не стерло,
Нужно только поднять верхний пласт -
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.

Ныне, присно, во веки веков, старина,-
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берем,
Саги, сказки - из прошлого тащим,-
Потому, что добро остается добром -
В прошлом, будущем и настоящем!

1975

[Анита]

Юрий Левитанский

Ну, что с того...

Ну что с того, что я там был.
Я был давно, я все забыл.
Не помню дней, не помню дат.
И тех форсированных рек.
Я неопознанный солдат.
Я рядовой, я имярек.
Я меткой пули недолет.
Я лед кровавый в январе.
Я крепко впаян в этот лед.
Я в нем, как мушка в янтаре.

Ну что с того, что я там был.
Я всё забыл. Я всё избыл.
Не помню дат, не помню дней,
Названий вспомнить не могу.
Я топот загнанных коней.
Я хриплый окрик на бегу.
Я миг непрожитого дня,
Я бой на дальнем рубеже.
Я пламя Вечного огня,
И пламя гильзы в блиндаже.

Ну что с того, что я там был -
В том грозном «быть или не быть».
Я это все почти забыл,
Я это все хочу забыть.
Я не участвую в войне -
Война участвует во мне.
И пламя Вечного огня
Горит на скулах у меня.

Уже меня не исключить
Из тех снегов, из той зимы.
Уже меня не излечить
От этих дней, от той зимы.
И с той зимой, и с той землей,
Уже меня не разлучить.
До тех снегов, где вам уже
Моих следов не различить.


Евгений Винокуров

Москвичи

В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире,
Который год подряд,
Одни в пустой квартире
Их матери не спят.
Свет лампы воспаленный
Пылает над Москвой –
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать. В округе
Без них идет кино.
Девчонки, их подруги,
Все замужем давно.
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой…
Но помнит мир спасенный,
Мир вечный, мир живой,
Сережку с Малой Бронной
И Витьку с Моховой.


Роберт Рождественский

Этот день

Где он, этот день?
И на каком календаре отмечен он чертою?
Где он, этот день?
В каких краях его искать, в каком году?
Где он, этот день?
Мы заплатили за него давным-давно с лихвою.
Что ж он не приходит,
Этот самый долгожданный, зоревой, победный день?

Где он, этот день?
Я до него ползти готов сквозь версты и метели.
Где он, этот день?
Мне б дотянуться до него через года.
Где он, этот день?
Когда же к людям он придет, придет на самом деле?
Этот наступивший,
Этот самый зоревой, победный день.

Над пожарищем кружит черный дым.
Я когда-нибудь буду молодым.
Научусь я когда-нибудь бродить
С любимой до рассвета.
Я хочу теперь только одного,
Одного хочу, больше ничего,
Заклинаю тебя, приди скорей,
Приди, моя победа!

Где он, этот день?
И на каком календаре отмечен он чертою?
Где он, этот день?
В каких краях его искать, в каком году?
Где он этот день?
Мы заплатили за него давным-давно с лихвою.
Что ж он не приходит,
Этот самый долгожданный, зоревой, победный день?


Булат Окуджава

Воспоминание о Дне Победы

Была пора, что входит в кровь, и помнится, и снится.
Звенел за Сретенкой трамвай, светало на Мясницкой.
Еще пожар не отгудел, да я отвоевал -
В те дни, когда в Москве еще Арбат существовал.

Живые бросились к живым, и было правдой это,
Любили женщину одну - она звалась Победа.
Казалось всем, что всяк уже навек отгоревал -
В те дни, когда в Москве еще Арбат существовал.

Он нашей собственностью был, и мы клялись Арбатом.
Еще не знали, кто кого объявит виноватым.
Как будто нас девятый вал отныне миновал -
В те дни, когда в Москве еще Арбат существовал.

Какие слезы на асфальт из круглых глаз катились,
Когда на улицах Москвы в обнимку мы сходились -
И тот, что пулей пощажён, и тот, что наповал, -
В те дни, когда в Москве еще Арбат существовал.

[Jackdaw]

Анита, замечательные стихи! Как они точно выражают суть праздника-Дня Победы- праздника "со слезами на глазах"! Спасибо!!

[Анита]

Леонид Филатов

О, не лети так, жизнь!

О, не лети так, жизнь!
Слегка замедли шаг.
Другие вон живут,
Неспешны и подробны.
А я живу, мосты, вокзалы, ипподромы
Промахивая так, что только свист в ушах.

О, не лети так, жизнь!
Мне важен и пустяк.
Вот город, вот театр.
Дай прочитать афишу.
И пусть я никогда спектакля не увижу,
Зато я буду знать, что был такой спектакль.

О, не лети так, жизнь!
Я от ветров рябой.
Позволь мне этот мир
Как следует запомнить.
А если повезет, то даже и заполнить
Хоть чьи-нибудь глаза, хоть сколь-нибудь, собой...

О, не лети так, жизнь!
На миг, но задержись.
Уж лучше ты меня пытай, калечь и мучай.
Пусть будет все: тюрьма, болезнь, несчастный случай.
Я все перенесу, но не лети так, жизнь.

[Jackdaw]

Анита, Как это сегодня в тему!

[Анита]

Стихи маленького мальчика, который, теперь, наверное, уже вырос. Несколько лет назад их читала со сцены Алиса Бруновна Фрейндлих.

Елисей Годочкин

Песенка Алисы

"У медузы нет лица,
у тарелки нет лица,
круг и космос без конца,
петь так можно без конца.
И у нас лицо не то,
оно у нас внутри - смотри".
(3,5 года)

Сияние

Солнце блещет, солнце блещет,
волны плещут, волны плещут.
Звери рыщут, звери рыщут,
люди ищут, люди ищут.
Что их приближает к Богу?
Жизнь, молитва и дорога
(4 года)

Из Крыма

Поезда как пояса
В темени и в зелени.
Поезда как голоса.
Бьющие по темени.
Странно, что клокочет жизнь
В домиках бегущих.
Третий день как мы снуём
Среди рельс поющих.
Выбегаем мы гурьбой
На чужие родины.
Там и яблок вкус другой.
Пирожков, смородины.
Каждый час считаем мы
До родного дома.
Каждый до своей мечты.
Ну а там всё снова.
(6 лет)

Прогулка на закате

Так и съел бы небо –
Желтое, закатное.
Мне вкуснее хлеба –
Солнце ароматное.
(3,5 года)

Осенняя музыка

Дождь за окном всё «кап» да «кап».
Как будто клавиши звучат.
Виолончель им вторит в такт.
Всё «кап» да «кап», всё «кап» да «кап».
Так осень говорит со мной.
Мотив навязывая свой.
(6 лет)

Омлет

Я ем омлет,
И мне пять лет.
Я вижу в нём такой сюжет:
Вот жёлтый рыцарь на коне,
Здесь крокодил подполз ко мне,
Вот краб ползёт среди камней.
Там облака белка белей.
Мне мама говорит: «Скорей!»
Но как же съем я всех зверей?!
Пускай в омлете поживут,
Что мне поесть, всегда найдут.
И вот творог передо мной,
А в нём опять сюжет другой.
Не стоит вам меня кормить,
Я без еды смогу прожить.

* * *

Бабочки летают,
Горлинки поют.
Пусть они не знают,
Где их предадут,
Чей сачок накроет,
Кто подстрелит их,
И кого догонит
Смерть из нас троих.
(5 лет)

* * *
Смотрю на старый натюрморт.
В нём девять роз – любви аккорд.
А тёмный фон – как жизни тон:
В нём – хрупкая любовь – лучом.
Кто подарил их? И кому? –
Вопрос себе я задаю.
Художник их оставил жить,
Как Бог способность дал любить.
Сказал мудрейший Соломон:
«Пройдёт и это» - прав ведь он…
Пройдёт и жизнь, умрут холсты…
Но где же будем я и ты?
(6 лет)

* * *

Ангел мой, со мною будь,
Когда в небе Млечный путь.
Будь со мною с первым светом,
Будь со мной зимой и летом.
Всё, что дорого мне в свете
Я отдам тебе. Ответь мне,
Сможешь ты меня до смерти
Отвести к Христу? Поверьте,
Я с ним только помолчу
И обратно захочу.
Чтоб барахтаться в снегу,
Ветку тронуть на бегу,
Видеть мамины глаза
И святые образа,
И любить ещё сильней
Бога, жизнь и всех людей.
(6 лет)

Супная заправка

Мама варит суп,
Складочка у губ –
Ноет мудрый зуб.
Я смотрю в окно,
Там в окне кино,
Там везде бело.
Вдруг запахло летом,
Листьями, травой.
Может это кажется?
Что это со мной?
Супная заправка –
Вот какое чудо! –
Мне вернула запахи
Прошлого, оттуда.
Душу мне наполнила
Летом и тоской,
Поменяла краски,
И я стал другой!
(5 лет)

http://www.ptwm.ru/Les%20Godoczkin.htm

[Jackdaw]

Анита, спасибо за такие милые стихи!
Много они навеяли детских воспоминаний!