Pastello, ты была права. Надо было мне «стрясти» денежку с «единороссов».
Боюсь, что с компьютером толку не будет. Ладно, пока я здесь…
В последнее время я всё больше понимаю, что ничего не понимаю. Как в одном стихотворении: «Все так сложносочинённо, всё так сложноподчинённо…» Бесспорное добро оборачивается совсем противоположными вещами. Люди не могут предвидеть последствия своих поступков. Конечно, лучше было бы, чтобы Исаев остался с Сашенькой. Но, поступи он так, их, скорее всего, уничтожили бы обоих несколько позднее. Может быть, если бы они могли предвидеть будущее, они бы выбрали именно это – хоть несколько лет вместе (хотя – а ребёнок, дети? Что бы стало с ними?). Но будущего они не предвидели. Я вообще начинаю думать, что наши представления о том, как должно быть и как правильно, в большой мере это
наши представления. Тут мне попалось на глаза интервью с Александрой Марининой . И она сказала, по-моему, поразительную и верную вещь, каким-то образом переплетающуюся для меня с историей Исаева.
«Справедливости нет, и не может быть в принципе. Многие беды происходят именно от того, что мы стремимся к несуществующей в природе справедливости, и переживаем, злимся от того, что она не наступает. Вбили себе в голову миф о том, что она есть, и потому страдаем. А её нет… Она возможна только в мире, где нет людей, где действуют роботы. <…> Всегда найдётся хотя бы один человек, для которого даже непререкаемая, на первый взгляд, истина покажется злом. Со стороны добро нередко выглядит жестокостью, и кто прав? Конечно, это кажется странным, но чем больше в мире любви, тем меньше справедливости». «Санкт-Петербургские ведомости» («Афиша недели», 16-22 ноября 2009, с. XX)
Своя справедливость у любящей женщины. Своя справедливость у любящего, но желающего ещё и «мир спасти» мужчины. Сначала правда хотел спасти, потом некуда было деться, потом – ближе к Второй Мировой – видимо, стал ощущать, что его работа всё-таки нужна… Страдали оба. Выхода – никакого.
Мне сначала думалось, что история их молодой любви недосказана. А потом я вдруг почувствовала, что она как бы «закольцевалась»: беззащитная, детская прядь волос Сашеньки, которую треплет холодный ветер на пристани – и бессильно лежащие на руле руки Исаева. И в этом образе – всё. Остальное можно не говорить.
Разведчики – это очень сложная «материя», мы о ней ничего не знаем. Но там, видимо, тоже всё «очень сложносочинённо и подчинённо». Вычленить, где этот человек – подлец, а где – герой, очень трудно. А вот партизаны (что в эпоху Дениса Давыдова, что в Великую Отечественную), они были кто? Что им приходилось делать, какую жизнь вести? Кто-то сказал, что они полусвятые, полуразбойники с большой дороги. И это, наверное, так. Но разве лучше было бы, чтобы их не было? Я просто не могу этих людей судить. Что бы я делала на их месте? (Это если бы у меня вообще мужества хватило оказаться на их месте, а я так подозреваю, что не хватило бы)
А почему Исаев стал разведчиком и принял сторону красных? По-моему, в большой мере
так получилось. По происхождению. Он родился в семье ссыльных, его дед и мать были профессиональными революционерами, отец был, в своём роде, диссидентом. Куда ему, грубо говоря, было деваться? Он вырос среди тех, кто делал революцию, и знал их не как людоедов, а как людей. А я сейчас читаю «Дневник белогвардейца» Алексея Будберга, офицера, служившего в ставке Колчака в 1919 году. Это не мемуары, подёрнутые дымкой воспоминаний, это живой, горячий рассказ о том, что происходит сию минуту. При этом автор – убеждённый противник красных и сторонник белой идеи. Но даже он ясно видит, и говорит об этом буквально со стоном, что всё белое движение пришло в абсолютный упадок, что кругом развал, распад и разврат всякого рода, что Колчак – человек хороший, но «это мягкий воск, из которого можно лепить, что угодно» - и именно это делали все кому не лень. Даже удивительно, что из Адмирала сейчас так усиленно выстраивают монументальный образ «спасителя Отечества», или, по крайней мере, несостоявшегося спасителя. Да никого он, к сожалению, не смог бы спасти! В общем, это долгий разговор, и здесь не очень к месту. Но если юный Исаев, который хотел помочь остановить войну и прекратить развал государства, в 19-м году видел всю эту картину, служа в колчаковском пресс-центре, то я не удивляюсь, что он принял сторону большевиков. Может быть, ему не очень хотелось, но, извините, просто по сравнению. Большевики выглядели более дельными людьми. А стреляли, пороли, пытали и вешали – ещё раз извините – тогда все одинаково. ЧК – не миф. Но и колчаковская контрразведка – тоже. Тот же Алексей Будберг этого не отрицал. Эти организации стоили друг друга. Но было ясно видно, что за белым движением – сто раз к сожалению, но так! – нет будущего! Я не говорю, что Исаев ПРАВ. Я говорю, что его можно понять.
«Семнадцать мгновений» для меня (как для всех) – просто часть жизни. Это же
моя жизнь, так или иначе. И поэтому мне трудно от неё отказаться, да и зачем? Для меня это – ещё и ясная память о том, как мы все сидели, смотрели по вечерам, и все были живы, и всё глобально было хорошо. А самой большой неприятностью была контрольная по математике. Я просто помню это, и не хочу забывать. И не могу отнестись к 17МВ чисто с точки зрения идеологии, я просто его иначе вижу. Но при этом даже я понимаю, что после истории Исаева, которую мы увидели, воспринимать историю Штирлица абсолютно по-старому невозможно.
И я совершенно согласна с тобой, Pastello, что, например, сцена в кафе «Элефант» выглядит не как лирический гимн любви, а как трагическая сцена духовной пытки любящих. Поистине лучше бы они эту встречу не устраивали. Но как же не показать, что и жена «под присмотром»? При этом возможно, сотрудник, который пришёл с ней, полностью сочувствовал обоим. Но что он мог поделать. У него тоже, наверное, была семья...
Однажды я читала, как реальному разведчику устроили «встречу» ещё круче: жена вообще не видела его, она шла по улице, вдоль домов. А он стоял в одном из магазинов, и сквозь стеклянную витрину несколько секунд видел её, проходящую мимо. Ну и «сопровождающий», наверное, был где-то рядом, а может. и не один. Я содрогнулась. Но судить их мне всё равно сложно.
В общем, похоже, что я и есть то существо, о котором говорил Ванюшин - с огромной головой, без рук, и вот с таким языком, чтобы болтать...