Спектакль «Портрет Дориана Грея»
Posted: Thu 13 Apr 2006, 17:47
Лорд с брошкой на шее
Порок в новом спектакле Андрея Житинкина не ужасает, а забавляет
Нина Агишева
"Портрет Дориана Грея" в Театре на Малой Бронной интересен не только как дебют Андрея Житинкина в качестве главного режиссера,
но и как знак наступления театральной реальности, в которой попса
уживается с попыткой ставить философские вопросы.
Скандально знаменитый роман Оскара Уайльда ("теперь все
перестанут с нами разговаривать", - писала его жена после выхода
"Грея" в свет) - это не только роман об эстетизме, но и одна из
первых попыток внести в английскую прозу тему однополой любви,
которой сегодня, впрочем, мало кого удивишь. Так что расчет
режиссера верен: какая-то из этих тем зрителя точно заинтересует.
Начинает он со второй: двух немолодых гомосексуалистов, скрытого и
явного, изображают Иван Шабалтас - художник Бэзил и Олег Вавилов -
лорд Генри, причем делают это они так неумело, будто во что бы то
ни стало хотят убедить зал в своей сексуальной ориентации. Комизма
добавляют костюмы Андрея Шарова: лорд Генри, например, щеголяет в
прозрачной водолазке с брошкой на шее. Затем под бравурную музыку
на сцену врывается Даниил Страхов - Дориан и тут же раздевается до
трусов, восхищая женскую аудиторию и часть мужской в придачу. На
фоне его торса меркнут разговоры об искусстве, которое, по
Уайльду, есть высшая форма жизни. Впрочем, постановщик на
них и не зацикливается - он стремительно разворачивает
действие, разделив его на короткие эпизоды, перемежаемые громкой
ритмичной музыкой, и увлекая зрителя криминальной мелодрамой,
очень похожей на те, что в изобилии идут каждый вечер по
телевизору.
Глядя на пакости самовлюбленного юнца, почти невозможно
представить себе, что некогда эта книга провозгласила целую
дориановскую эпоху, определила стиль жизни и содержание
литературных и философских дискуссий, что она вобрала в себя то,
что мучило Малларме и Верлена, Флобера и Д' Аннунцио. Что Дориан -
это Фауст своего времени, продавший душу за вечную красоту. Что,
наконец, Уайльд написал роман, показывающий, что жизнь,
управляемая одной лишь чувственностью, неминуемо приводит к
гибели. В жанре сцено-клипов все выглядит по-другому: вот
соблазненная и покинутая валяется в ногах у обманщика, вот ее
брат-матрос бегает за ним по сцене с пистолетом, а проститутка
орет в опиумной курильне, вот художнику перерезают горло, а потом
с помощью химикатов сжигают его труп в камине. Финальная гибель
самого Дориана, когда, вспоров портрет, он истекает где-то под
колосниками клюквенным соком, так красиво расплывающимся на белой
рубашке, выглядит как "еще один трупак", как говорят герои сериала
"Улицы разбитых фонарей".
Любящий парадоксы Уайльд разъяснял: "Бэзил Холлуорд - это я,
каким я себя представляю, лорд Генри - это я, каким меня
представляет свет, Дориан - это я, каким бы я хотел быть,
возможно, в иные времена". Не читавшие романа зрители Бронной
решили бы в таком случае, что представляет он себя скучнейшим и
добропорядочнейшим типом, свет считает его пошляком, а хотел бы он
быть - упаси господи! - хладнокровным растлителем и убийцей. Надо
сказать, что актеры полностью подчиняются в этом спектакле
постановщику - достаточно посмотреть, как тщательно тот же Вавилов
достает из бака с водой шахматную фигурку и долго ее вытирает,
что, очевидно, тоже призвано передать любовь лорда Генри к
красоте. Его знаменитые афоризмы удаются актеру гораздо хуже. И
только у Шабалтаса - Бэзила в сцене его последнего разговора с
Дорианом прорываются вдруг подлинно трагические ноты - из
какого-то другого спектакля, какой-то другой жизни, которой нет
места среди грохочущих аккордов и отрывистых диалогов.
Итак, на смену живописи Эфроса и рисунков Женовача в Театр на
Бронной пришли яркие и грубые краски Житинкина, который
двумя-тремя мазками рисует сюжет, а дальше предлагает зрителю или
додумывать самому, или вообще ни о чем не думать, а просто
погрузиться в стихию знакомого по эстрадным шоу, телевизионным
сериалам и прочитанным в метро детективам действа. В фойе теперь
висят большие цветные портреты всех работников театра, включая
бухгалтера, и поменьше, черно-белые - работавших здесь Гончарова,
Эфроса, Дунаева. Все изменилось: порок в этих стенах уже не
ужасает, а забавляет, мораль же "маленькая, мещанская,
удобоваримая", как говорил кто-то из чеховских героев. Впрочем, на
премьеру все билеты проданы на месяц вперед. От того, как долго
это продлится, во многом зависит прогноз на театральное завтра.
http://www.mn.ru/issue.php?2001-39-28
Порок в новом спектакле Андрея Житинкина не ужасает, а забавляет
Нина Агишева
"Портрет Дориана Грея" в Театре на Малой Бронной интересен не только как дебют Андрея Житинкина в качестве главного режиссера,
но и как знак наступления театральной реальности, в которой попса
уживается с попыткой ставить философские вопросы.
Скандально знаменитый роман Оскара Уайльда ("теперь все
перестанут с нами разговаривать", - писала его жена после выхода
"Грея" в свет) - это не только роман об эстетизме, но и одна из
первых попыток внести в английскую прозу тему однополой любви,
которой сегодня, впрочем, мало кого удивишь. Так что расчет
режиссера верен: какая-то из этих тем зрителя точно заинтересует.
Начинает он со второй: двух немолодых гомосексуалистов, скрытого и
явного, изображают Иван Шабалтас - художник Бэзил и Олег Вавилов -
лорд Генри, причем делают это они так неумело, будто во что бы то
ни стало хотят убедить зал в своей сексуальной ориентации. Комизма
добавляют костюмы Андрея Шарова: лорд Генри, например, щеголяет в
прозрачной водолазке с брошкой на шее. Затем под бравурную музыку
на сцену врывается Даниил Страхов - Дориан и тут же раздевается до
трусов, восхищая женскую аудиторию и часть мужской в придачу. На
фоне его торса меркнут разговоры об искусстве, которое, по
Уайльду, есть высшая форма жизни. Впрочем, постановщик на
них и не зацикливается - он стремительно разворачивает
действие, разделив его на короткие эпизоды, перемежаемые громкой
ритмичной музыкой, и увлекая зрителя криминальной мелодрамой,
очень похожей на те, что в изобилии идут каждый вечер по
телевизору.
Глядя на пакости самовлюбленного юнца, почти невозможно
представить себе, что некогда эта книга провозгласила целую
дориановскую эпоху, определила стиль жизни и содержание
литературных и философских дискуссий, что она вобрала в себя то,
что мучило Малларме и Верлена, Флобера и Д' Аннунцио. Что Дориан -
это Фауст своего времени, продавший душу за вечную красоту. Что,
наконец, Уайльд написал роман, показывающий, что жизнь,
управляемая одной лишь чувственностью, неминуемо приводит к
гибели. В жанре сцено-клипов все выглядит по-другому: вот
соблазненная и покинутая валяется в ногах у обманщика, вот ее
брат-матрос бегает за ним по сцене с пистолетом, а проститутка
орет в опиумной курильне, вот художнику перерезают горло, а потом
с помощью химикатов сжигают его труп в камине. Финальная гибель
самого Дориана, когда, вспоров портрет, он истекает где-то под
колосниками клюквенным соком, так красиво расплывающимся на белой
рубашке, выглядит как "еще один трупак", как говорят герои сериала
"Улицы разбитых фонарей".
Любящий парадоксы Уайльд разъяснял: "Бэзил Холлуорд - это я,
каким я себя представляю, лорд Генри - это я, каким меня
представляет свет, Дориан - это я, каким бы я хотел быть,
возможно, в иные времена". Не читавшие романа зрители Бронной
решили бы в таком случае, что представляет он себя скучнейшим и
добропорядочнейшим типом, свет считает его пошляком, а хотел бы он
быть - упаси господи! - хладнокровным растлителем и убийцей. Надо
сказать, что актеры полностью подчиняются в этом спектакле
постановщику - достаточно посмотреть, как тщательно тот же Вавилов
достает из бака с водой шахматную фигурку и долго ее вытирает,
что, очевидно, тоже призвано передать любовь лорда Генри к
красоте. Его знаменитые афоризмы удаются актеру гораздо хуже. И
только у Шабалтаса - Бэзила в сцене его последнего разговора с
Дорианом прорываются вдруг подлинно трагические ноты - из
какого-то другого спектакля, какой-то другой жизни, которой нет
места среди грохочущих аккордов и отрывистых диалогов.
Итак, на смену живописи Эфроса и рисунков Женовача в Театр на
Бронной пришли яркие и грубые краски Житинкина, который
двумя-тремя мазками рисует сюжет, а дальше предлагает зрителю или
додумывать самому, или вообще ни о чем не думать, а просто
погрузиться в стихию знакомого по эстрадным шоу, телевизионным
сериалам и прочитанным в метро детективам действа. В фойе теперь
висят большие цветные портреты всех работников театра, включая
бухгалтера, и поменьше, черно-белые - работавших здесь Гончарова,
Эфроса, Дунаева. Все изменилось: порок в этих стенах уже не
ужасает, а забавляет, мораль же "маленькая, мещанская,
удобоваримая", как говорил кто-то из чеховских героев. Впрочем, на
премьеру все билеты проданы на месяц вперед. От того, как долго
это продлится, во многом зависит прогноз на театральное завтра.
http://www.mn.ru/issue.php?2001-39-28